Немая сцена (продолжение)

2

Подражая Андрону, Костя, войдя в аудиторию, презрительно окинул всех взглядом, бросил сумку рядом с собой и небрежно навалился на спинку стула:
- Эй, ты! Какой сейчас урок? «Право»? Прозвенел звонок. В аудиторию вошла... пожилая маленькая женщина с седыми волосами. Костя обомлел, и вдруг почувствовал, как краска заливает его лицо. У него горели не только щеки, шея и уши, но, казалось, и кончики волос тоже. Он не знал, куда ему деться, и пока шла перекличка, все пытался спрятать голову под парту, но сообразил, что это смешно, ведь идет знакомство с преподавателем – деканом юридического факультета. И вот раздалось:
- Костя Рябов! Костя алел, стоя на ватных ногах. Евдокия Петровна – так звали преподавательницу – молча смотрела на краснеющего студента. Потом сказала:
- Нужно говорить громче. Садитесь. Кира Стукалова!
До конца лекции Костя был сам не свой. Мысли бились в мозгу, не принося облегчения: «Узнала или нет? Погоди! Вроде она меня не видела, я стоял к ней почти что спиной. Но если не видела, то все равно узнала меня по голосу. Или нет? Да нет, конечно. Абсурд! Разве можно знать голос по одной букве «Я»?
Почти что больным Костя вернулся в общежитие, расправил постель, лег лицом к стене и, укрывшись с головой одеялом, пролежал до самого вечера. На окрики ребят и хамоватые выпады Андрона не отвечал. Тот пытался повернуть его лицом к себе, но в ответ получил пинок в грудь, на что недоуменно приподнял брови и на всякий случай в раздумье произнес: - Допрыгаешься, козлик...

Ночью Косте никто не мешал думать: «Ну и кретин же я! Додумался, наглым хотел показаться. А если разобраться, кого она греет, эта наглость? Хорошо ли Андрону оттого, что он по-другому не умеет, не обучен. А может, он просто дурак? Что ума не хватает – это точно. Горе от ума, а без ума тем более – горе... В последнее время хамовитость стала... клонироваться. Получается, что мы, люди, в своем развитии идем не вперед, а откатываемся назад...»
Костя лежал в темноте напротив окна, смотрел в звездное небо и вспоминал свои беседы с бабушкой. Она говорила: «В нашей жизни много Молчалиных и гораздо меньше Чацких. Характер Молчалиных несколько изменился, они уже не так угодливы. Они сами вот-вот станут господами. Но в основном они все те же и всячески стараются приспособиться к жизни. Но отнюдь не изменить ее. А людей по-настоящему грамотных, понимающих, что именно сегодня происходит, готовых направить людей на истинный путь, на путь созидания, но не разрушения, таких людей, увы, мало».
Костя перевернулся на спину: «Когда-то жил Фауст – герой древней легенды. И он познал истину... Ага, теперь понятно, почему у них там, на Западе, люди живут как люди. Потому что они ее знают, истину. Им Фауст подсказал».

И парень неожиданно рассмеялся: «Сказал бы по секрету русскому Ивану, в чьи карманы утекают деньги, почему их нет, куда они исчезли, отчего законы не действуют, на каком основании в очередной раз попирают Конституцию... Но вот что особенно страшно: среди нас появился еще один тип людей – пошлый, жестокий хам с бесцветными глазами, наподобие Андрона. Ведь кем он себя окружил? Шестерками и хлюпиками, которые смотрят ему прямо в рот. Этого мне что ли надо? Нет... Я боюсь, что «достанут», а так – нахамил и вроде легче, сразу отстали. Закон джунглей. Так мы все скоро дойдем до того, что каждая «обезьяна» усядется на свое дерево, будет устрашающе скалить зубы и в такт бить хвостом по веткам... Отчего это? Видимо, от потери идеалов. И оттого еще, что кто-то наживается за счет других людей. Поэтому в воздухе витают горечь, раздражение. Мы вырастаем в атмосфере злобы, ожесточения, и получается, что у целого поколения нет ничего, кроме идеи – «где взять деньги». Во всяком случае, нельзя терять человеческий облик. Это очевидно. По крайней мере, для меня».
(окончание следует)

Немая сцена (отрывок из рассказа)

Немая сцена  

Костя стоял на площадке трамвая и весело смотрел в окно, за которым мелькали дома со старыми названиями магазинов – новые «хозяева жизни», казалось, не спешили менять вывески. На его улыбающемся нервном лице было написано: «Прошу прощения, но мне сегодня хорошо, вы уж меня извините». Костя поступил в институт, и этим был безмерно счастлив. Сегодня первый день учебы, и сейчас он едет на занятия. Подумал, как обрадуется бабушка, когда узнает, что он теперь студент.

И тут он вспомнил о родителях, и тень набежала на его лицо. Какие они все-таки разные люди, его родители! Если мама говорила «да», то папа обязательно отвечал «нет», и наоборот. Даже бабушка, Вера Николаевна, работавшая в школе учителем литературы, наблюдая это, досадливо морщилась и с грустью в глазах безнадежно махала рукой в сторону супругов: «Учись, Костюша, у классиков, они худому не научат. И попробуй воспринимать их так, как если бы они жили в наше время. Ты подумай, они потому и классики, что всегда современны. Природа людей неизменна: у них всегда были достоинства и недостатки. Прочитав какую-то вещь, обдумай образ и делай для себя вывод. Ну, договорились?» И бабушка опять уезжала к себе домой, в другой город.

Ночами, лежа в постели после очередной «битвы», он с неприязнью думал о родителях: «Почему они такие? У отца на уме одни деньги, у матери – музыка. И впрямь, видимо, все дело в том, что у них совершенно разные взгляды на жизнь. Ну, и молчали бы тогда! Нет, им надо все вынести на люди. Им надо зрителей. То бишь, меня. Отец хочет научить меня практичности в жизни, мать – приобщить к искусству. Да не то мне сейчас нужно, не то. Мне нужно знать, прав ли был Дылда, когда уложил с одного удара Пашку, а потом уселся на него сверху и еще попрыгал на нем, выпендриваясь перед девчонками. Прав ли он, унижая слабого за то, что тот позволил себе с ним не согласиться? Почему девчонки смеялись над Пашкой, а Дылду парни даже зауважали? Получается, кто сильнее, тот и прав? И прав тот, у кого больше прав?

Но разве моим родителям задашь такие вопросы? Они друг с другом разобраться не могут». Он всегда понимал, чувствовал что ли, когда в доме начинает «накаляться атмосфера», и всякий раз при этом пытался быть «громоотводом». Но получалось еще хуже: теперь обвинения сыпались через него. Родители теперь орали не друг на друга, а на него: «Скажи своей матери...» и «Скажи своему отцу», а он врал им: «Пап, мам, да я все понял!» А однажды вдруг не выдержал, да как грохнет об пол хрустальную вазу! И закричал: «Почему вы такие эгоисты? Когда перестанете мучить меня?» Родители внезапно замолчали, мама опустилась на табурет, закрыла глаза руками и зарыдала. Отец опешил, и постояв на месте, молча ушел в свою комнату.

С этого времени все переменилось. Скандалов больше не было. Была тишина. Гробовая. За ужином молчали, потом уходили каждый в свою комнату. «Скорее бы каникулы, да уехать к бабе Вере на лето. Там хоть не так сытно, но зато дышится легко». И Костя вспомнил, как они вечерами сидели с бабушкой при свете ночника и беседовали обо всем на свете.

У «Цирка» в трамвай вошло много людей. Костю прижали к окну, и настроение у него отчего-то испортилось. Вдобавок он вспомнил своего соседа по койке в общежитии, его наглый, замороженный взгляд и его реакцию на появление Кости. Тогда он, войдя в комнату, радостно поздоровался: «Здорово, мужики!» - и неловко поставил свой дорожный чемодан на первую от двери койку. Андрон – так звали соседа, пристально глядя на вошедшего парня, подошел к кровати и, не отрывая взгляда от Костиного лица, сбросил чемодан на пол и шепотом процедил: «Ты не в стайку вошел, козел...»

Костя до сих пор помнит, каким униженным он тогда себя почувствовал, и даже теперь ощутил физическую боль во всем теле. Ноги налились свинцом и обмякли. Андрон был второгодником и этим очень гордился. В свое оправдание он рассказывал об учителях института откуда-то раздобытые им подробности их интимной жизни: «Старая калоша, а туда же...», «Из него песок сыплется, а ему все надо...» Уткнувшись носом в стекло, Костя посмотрел на убегающие вдаль рельсы: «Наверно, в наше время для того, чтобы выжить, нужно быть именно таким, как Андрон. Да, боюсь, что это правда. Только в этом случае я добьюсь уважения или хотя бы того, чтобы не трогали. Наглость как предупреждение: этого руками не трогать, пальцы пообкусает».

И как только он это подумал, ему отчего-то стало легко: «В нашем маленьком городе я, конечно, не мог себе этого позволить. Там все меня знают. Ну, не меня, так моих родителей. И если бы я чего-то там себе позволил, то это значило бы, что об этом назавтра узнали бы в семье. А зачем мне еще и эти проблемы?» Костя глубоко вздохнул и пошевелил локтями. Справа от него стояла седовласая пожилая женщина, сухонькая, со спокойным, сосредоточенным лицом, в строгом черном костюме. Поглядывая на нее, до этой минуты он стоял смирно, потому что его локти находились прямо у ее лица. И когда он пошевелился, она попросила: «Молодой человек, пожалуйста, осторожнее!» Костя, не поворачивая головы, решил опробовать вновь принятый им метод общения:
- А тебе, старая калоша, вообще бы дома сидеть, да подметать за собой песочек. После этих впервые произнесенных им хамских слов у него неожиданно застучало в висках, он боялся реакции окружающих его людей. Но никто не проронил ни слова. Только показалось, отодвинулись от него, чего невозможно было сделать в такой тесноте.
«Скушали», - вначале с удивлением, потом с какой-то невеселой радостью подумал Костя.